- Это не то чтоб не честно, просто… - ветер подхватил слова и унес куда-то вверх. Закрутил, завертел, как багряные осенние листья, подбросил, собранные в горсть, и унес, рассыпал где-то за перевалом, совсем как пригоршню первых снежинок. Это даже красиво: пожухлая трава с проседью инея. Совсем скоро станет холодно и сюда невозможно будет подняться. А жаль… - Просто он появился из ниоткуда. Не было же никого на трассе. Я один оставался. А потом он просто вышел из толпы и сделал меня!
Крис поежился, когда ветер швырнул в него острыми снежинками вперемешку с сухими листочками. И откуда они на этой высоте? Да какая, в сущности, разница? Главное, что его сегодня сделали. Просто как сопливого мальчишку!
- Я мог пройти трассу быстрее. Мог. Но чертов костыль плохо вошел в расселину, и я потерял пять секунд. Он оказался быстрее меня на целых пять секунд!..
Там, внизу, уже вечерело. Здесь – все еще было светло. Вот только пора спускаться. Иначе он рискует застрять на вершине. А спускаться с «Обители» в темноте – то еще удовольствие. Сюда и по светлому никто не рисковал соваться. Разве что вот, он.
- Но я смогу. Я все равно пройду трассу быстрее всех. И не ошибусь. Я пройду ее с закрытыми глазами. Нет, правда! Сейчас амуниция круче, чем сто лет назад. Дед же смог, вот и я смогу!
Ветер взъерошил его волосы, взметнул разболтавшийся кончик шарфа, точно напоминая, что его стоит спрятать под клапан куртки, когда он начнет спуск. Да, пора возвращаться. Иначе дома, чего доброго решат, что он настолько огорчен собственной неудачей, что удумал попрощаться с жизнью. Очень драматично и очень по-детски. Нет, безусловно, проиграть какому-то заезжему парню обидно, особенно когда вплотную готовишься заниматься поступлением на службу. Да и сдать нормативы для лицензии и сертификата «Охотника за лавинами» - это не прогуляться до супермаркета и обратно. Просто… ну обидно же!
Крис поднялся на ноги, глубоко вдохнул холодный октябрьский воздух и, заправив шарф под клапан, принялся спускаться. Горы не прощали ошибок и невнимательности. А значит, он должен быть предельно собран и сосредоточен. Иначе – нельзя. Немыслимо просто. Иначе – он труп. И на этом точка.
...Его всегда тянуло в горы. Сколько он помнил себя, в его мечтах всегда присутствовали горы. Только они всецело владели его мыслями. К-2, Эверест, или Маттерхорн – опаснейшие для восхождения пики. Сколько уже поплатилось за дерзкие попытки покорить непокорные вершины? А как хочется вписать свое имя в число тех, кто взошел на все "восьмитысячники"!
Величественные в своей первозданной красоте, непокорные и непостижимые. Люди, привыкшие считать себя венцом творения и королями планеты, вряд ли когда-нибудь сумеют по-настоящему покорить стихию. Самую ее суть – горы. Вулканы, землетрясения, сели, и лавины. Лавины… Крис бредил лавинами. Бредил лавинной службой. Бредил всем, что связывало его с горами.
Единственным, кто разделял его страсть, был дед. Если быть откровенным до конца, именно он и взрастил в сердце внука эту вот любовь, или, как считали родители, порочную страсть, чертовски опасную для жизни. Сам же Крис отшучивался, что помимо него у отца и матери есть еще двое сыновей, которые с головой могут заменить непутевого отпрыска, буде с тем что-то там приключится во время очередной вылазки. Родители, само собой, сердились, но оттаивали быстро, и Крис Хэмсворт продолжал свой нелегкий путь к покорению мечты.
Подъемы и спуски, настоящие восхождения, бесконечные походы с приятелями сначала в школе, потом в колледже, теперь вот в университете. Ему не было равных. До сих пор не было.
Крис вернулся домой всего на неделю только для того, чтоб встретиться с семьей. И тут же согласился принять участие в ежегодном соревновании. Снова, как пять лет подряд до того. Пять лет к ряду за его восхождением наблюдал дед. В этом году все было иначе. Он проиграл, а деда… деда больше нет.
Старик угас тихо, почти незаметно. В последнюю свою ночь он сказал, что не сожалеет ни о чем. Он прожил долгую жизнь, счастливую, видел как взрослеют его дети и внуки. Ему хотелось бы в последний раз побывать на Обители, только сил на подъем не хватит. А даже если б хватило – спускаться пришлось бы уже в деревянном макинтоше. Да и Господина он увидал бы вряд ли.
Крис помнил утро. Он нашел старика сидящим в кресле у окна. Его последний взгляд был устремлен к горам. Больше всего на свете старик Хэмсворт любил горы. Горы приняли его душу. Его последний вздох. И его взгляд. Рассвет занимался над пиками, окружающими долину, а в прозрачных голубых глазах светилась радость. Радость, которую даже смерть не сумела погасить.
На похоронах Крис не плакал. Слезы стали бы старику оскорблением. Проявлением неуважения ко всему, чему дед учил его. И потому Крис просто стоял и смотрел, смотрел… как исчезает тело в горниле печи. Старик завещал, чтобы его кремировали, а прах развеяли с Обители.
- Ты сам поймешь, мой мальчик, когда придет время. Я знаю. Моим старым костям не захочется гнить в земле. Те, кто ходит только по горизонтали, не ведают что теряют. Только там правда, Крис. Только Господин рассудит, достоин ты того, чтоб стать частью гор, или нет.
Может кому и покажется, что приходить на вершину, чтобы поговорить с умершим дедом и его сказкой – идиотизм, но Крис Хэмсворт считал, что это единственно верное, нечто, что принадлежит лишь ему. Такое же естественное право, как дышать или думать. Ведь никто не оспаривает этого права: права дышать.
Никто, кроме странного парня с разноцветными волосами, побившего его сегодня на трассе. Значит ли это, что этот парень куда более достоин быть в горах чем он?
На следующий год он снова был лучшим. Снова первым прошел трассу, и конечно, вернулся на Обитель.
- Знаешь, иногда, когда я поднимаюсь сюда, я представляю себя как минимум Отуотером. Представляю, что это я основываю лавинную службу, что это я бегаю по семинарам и учу людей как правильно защищать себя от лавин. Я думаю, что я родился не в то время. Если бы я только мог быть тобой… если бы я жил тогда же, когда жил ты! Я скучаю по тебе, дед… так скучаю! Когда я здесь - я знаю, что ты слышишь меня. Что видишь меня. Знаю, будто сижу рядом с твоим креслом. И еще я знаю, что ты сказал бы мне. «Лучше бы ты представлял, как мы с тобой совершаем восхождение на К2, Крисси! Характер мужчины проявляется именно тогда, когда ты в горах. Ничто так не проявляет нутро человека, как вертикаль!»
Еще один год в колледже. Специализация, научные статьи, и предложение вступить в лавинный патруль. Только исполнился двадцать один, а тебя уже хотят видеть и не где-нибудь, а среди лучших. Среди охотников за лавинами. Это не просто честь. Это огромная ответственность. И гордость. И невыносимо-прекрасное чувство, что ты чего-то уже достиг. И пусть тебе только двадцать один. Ты – настоящий.
- Знаешь, я часто вспоминаю как ты рассказывал мне сказки. Теперь я понимаю, как это было хорошо. Слушать тебя. Черный снег, ползуны по скалам. Господин. Я не рассказывал тебе, но я забрался сюда, на Обитель, когда мне исполнилось двенадцать. Сам. Отец и мама ничего не знали. Я пришел сюда и долго смотрел в сторону перевала. Мне почему-то казалось, что Господин должен жить непременно над перевалом. Должен же он наблюдать за горными дорогами откуда-то. Но потом я подумал, что в горах множество дорог, и множество перевалов, и это невероятно, чтобы Господин жил непременно рядом с нашим, который ведет в долину. Но я все равно обрезал прядь своих волос и вплел их в траву над обрывом. Это было страшно. Так страшно. Я думал, что камни подо мной шевелятся, и ползут вниз специально, чтобы сбросить меня. Что я не успею примотать свои волосы, что… в общем, я справился. Ты был прав еще в одном: когда сделаешь это – уже не страшно ничего. Там, над обрывом, есть только ты, трава и твои руки. Если удержишься – дальше уже нечего будет бояться. Потому что страшнее этого нет ничего. Ну а не удержишься – значит ты недостоин быть частью гор.
* * *
Еще год.
Он больше не соревновался ни с кем. Только с самим собой.
«Смогу ли забраться туда? А туда? А спуститься на одной страховке? А подняться только на руках?»
Новый день приносит новый вызов. Новый спор. На слабо.
- Я через неделю отправляюсь в Пакистан. У меня появилась возможность подняться на К-2… - пятый курс. Он готовился к этой экспедиции почти год. Или всю свою жизнь? Наверное, с того самого момента, как дед впервые рассказал ему о Чогори. Рассказал с воодушевлением, как умел только он, превратив далекий Кашмир в загадочную страну, небо над которой подпирают пики Чогори и Джомолунгмы. - Меня пригласили… представляешь? Пригласили. Я не просился, не умолял. Мне просто сказали: хочешь? И я сказал: еще бы! Четырнадцать "восьмитысячников". Она будет моей первой!
Первой. Как первая любовь. Как первая женщина. Чогори станет его первой вершиной-восьмитысячником. В этом он тогда ничуть не сомневался. Ни секунды. Его сердце билось часто-часто при одной только мысли о пике. Если человек не следует за своей мечтой – он мертв. Он дышит, ходит, но он не жив, потому что все, о чем он думает – как бы круче подстричь кусты перед домом, или как бы успеть заказать столик в любимом ресторане накануне Рождества. И да, конечно о семидесятипроцентных скидках в предрождественские дни.
- Ты научил меня мечтать. Ты показал мне к чему стремиться. Это не тщеславие, нет. Я просто хочу жить так, чтобы ты мною гордился…
Пакистан встречал канонадой. Непрекращающийся конфликт с Индией делал и без того «веселые» условия базового лагеря попросту волшебными. Далекие звуки артобстрела по часам – «Привет, индусы!» - ветер и камни. И стела с именами и фотографиями погибших альпинистов. Тех, о ком знали. А сколько было тех, о ком даже не догадывались? Одиночек и пар, которые не сообщали о восхождениях? Как знать.
Именитые и не очень, слабых духом здесь не было. Честолюбцы, сумасшедшие, помешанные на том, что они делают - люди, бывало, месяцами ждали подходящего для восхождения момента. Кому-то красавица покорялась. Кому-то нет. Но Крис был твердо намерен прикоснуться к яркому небу над самой вершиной.
Их было шестеро в партии. Все подготовленные. Все имеющие опыт высотных восхождений. Все. Кроме него. Его потолком до сих пор была высота в пять тысяч. И это досадное упущение Крис планировал устранить в ближайшие шестьдесят два часа.
- Я слышал о тебе, - молодой мужчина с чувством пожал его руку. – "Золотой мальчик", который взял все юниорские призы пять лет подряд. Я Адам Белецкий…
Крис улыбнулся. Поляк. Сильный молодой альпинист. Сколько ему? Тридцать только-только стукнуло. О нем много писали пару лет назад. Двое из польской группы, восходившей на Броуд Пик, погибли. Адаму повезло вернуться. Вот только слишком спорным было его возвращение. Его, и его партнера.
Рано или поздно, но ему тоже доведется схлестнуться с коварным К-3. И как знать, повезет ему, как и Адаму, или нет. Как знать. Ничего невозможно предугадать. Ничего. Ему некого проверять высотой. Только себя самого. А со временем… и снова как знать.
- Я тоже о тебе слышал, - Крис кивнул.
- Вряд ли что-то хорошее. Меня…
- Не любят. Знаю. Но ты возвращался за ними. Ты и Артур.
- Я допустил ошибку. Я должен был идти в связке и должен был оглядываться назад. Это ведь важно. Оглядываться назад. Может быть, все обернулось бы иначе, - славяне умеют шало кутить и горько грустить. Это свойства их загадочной славянской души. Дед часто говорил о русских и поляках. Отчаянные вояки. И страсти им не занимать. Вот и теперь в глазах мужчины стыла тоска.
- У тебя подъем впереди, - напомнил Крис. Отчего-то слова поляка царапали. Ранили. Болезненно рвали какие-то струны глубоко внутри него. – И не надо. Не думай. Бог все видит. Видит, что хотел спасти. А не ошибается тот, кто ничего не делает.
- Твои бы слова, - Адам с какой-то тоской окинул взглядом лагерь. Палатки, навесы, времянки. И люди. Здесь несколько групп, готовящихся к подъему, несколько групп туристов на треке. Им здесь жить как минимум полтора месяца перед рывком на вершину. Это только в кино миллионер может прилететь на вертушке и назавтра пойти на штурм стен. На практике их ждут недели мучительных потуг организма приспособиться к безумию природы на высоте пяти тысяч метров базового лагеря. А дальше только Чогори. – Ну да ладно! Доброй ночи, Крис.
- Доброй ночи, Адам.
* * *
- Зачем вы ходите в горы? – так странно. Так пугающе-странно. Еще четверть часа назад он полз вниз, пытаясь добраться до Базы-3, а сейчас он сидит, притянув ноги к груди и смотрит на перевал с привычной и родной высоты Обители. – Вы карабкаетесь, вы задыхаетесь, вы умираете, сами укорачиваете себе век. Ради чего?
Крис повернул голову. Солнце согревало плечи. Надо бы снять куртку. Жарко. Вот только что-то останавливало. Что-то было не так. Только понять – что именно не так, у Криса отчего-то не выходило.
- Я видел столько смертей, что в пору усомниться в разумности человеческого рода. Как бы ни был опасен путь, все равно находится безумец, который считает, что ему по силам покорить очередную вершину. Взять хотя бы тебя…
Парень сидел на самом краю, над обрывом, свесив ноги вниз, и смотрел в небо. В прозрачное голубое осеннее небо. И улыбался. Крису была прекрасно видна его улыбка. Немного рассеянная, но очень светлая. Тонкие губы, выразительный мечтательный взгляд. Тонкий нос. И разноцветная челка. Белые, черные, рыжие, русые пряди, как выведенные кистью немного небрежного художника. В беспорядке. Ветер шевелил их, ласково перебирал, нежно касался загорелого лица.
- Ты ни разу не поднимался выше пяти тысяч. И ни разу не был в сольнике. И с этой командой работал впервые. Но зачем-то рискнул сунуться по незнакомому пути. До конца.
- Если не теперь, то когда?.. – неожиданно для себя ответил Крис. – Если всего бояться, то зачем тогда существовать?
- Слова безумца, - широко усмехнулся парень. – Все вы, альпинисты, психи.
- Я не альпинист, - возразил Крис.
- Ага, я тоже не альпинист, – Парень обернулся к нему и подмигнул.
- Я горный гид. И поступаю в лавинную службу.
- Даже не сомневаюсь, - насмешка. В улыбке и во взгляде. – Будешь предупреждать старичков и старушек об опасности схождения лавины на горнолыжной трассе для "чайников"?
- Может, спасу парочку жизней, - пожал плечами Крис. Солнце все припекало, глаза нещадно слезились и хотелось пить. Очень сильно хотелось пить. В горле першило. Прокашляться бы. Но как-то не судьба.
- Может, - легко согласился парень. - Если сам уцелеешь. И все-таки, ты не ответил. Почему вы все так хотите забраться вверх? С одной только Джомолунгмы свернулось столько людей, что хватило бы парочку званных приемов устроить в стиле Великого Гетсби. И какие люди! Хватает и идиотов, но в основном люди с именем в спортивных кругах.
- Это чувство, - медленно произнес Крис. Вот оно, неправильное. Это галлюцинации. Вероятно, он потерял свой баллон с кислородом. И сейчас он находится в зоне смерти, выше восьми тысяч. До лагеря еще ползти и ползти, а он уже не видит реальности.
Страх. Вот что это должно быть. Но страха нет. Паники нет. Есть апатия. И хуже этого чувства нет ничего. Потому что здесь, на этой высоте, единственный шанс выжить – двигаться вперед. Только вперед, памятуя о цели. Он должен добраться до Базы-3. Иначе это конец.
- Чувство? – вскинул бровь собеседник и споро подполз к нему поближе, присаживаясь рядом. – Что за чувство? Вседозволенности? Вы считаете себя повелителями мира, когда забираетесь на Джомолунгму? Или на Чогори?
- Нет, - Крис улыбнулся и покачал головой. Хорошо что у родителей помимо него есть еще двое сыновей. Нормальных, а не непутевых, как он. – Чувство восторга. Когда стоишь на пике, ты понимаешь, что выше тебя ничего нет. Только звезды. Выше тебя только звезды. Ты раскидываешь руки и кричишь. Ты один на один с небом. И тебе не нужны никакие посредники. Между тобой и небом ничего… Мой дед научил меня любить горы. Потому что в горах ты честен. В горах у тебя нет ничего, кроме тебя самого. В горах ты можешь надеяться на честность в ответ. Жизнь за жизнь. Правда за правду. Там не играет роли кто ты. Ты можешь купить дорогу до горы. Ты можешь купить снаряжение. Проводника. Все, что тебе нужно. Но только ты идешь вперед. И только от тебя зависит: выживешь ты или погибнешь.
- Вот как, - наконец протянул парень. – Хм, под таким углом я на проблему не смотрел. И знаешь, у тебя весьма зрелое мнение для "золотого мальчика".
- Не называй меня так, - поморщился Крис.
- Но Адаму же ты это позволил, – показалось, или парень обиженно поджал губы?
- С Адамом я полтора месяца знаком, - возразил Крис. Усталость брала свое. Отчаянно хотелось спать.
- А со мной ты знаком всю свою жизнь, - серо-голубые глаза улыбались. Как и тонкий подвижный рот. И что-то было в его лице. Знакомое до боли.
- Не припоминаю, чтобы мы были друг другу представлены, - Крис всматривался в лицо, силясь понять, вспомнить, откопать из-под лавины образов и событий одно-единственное лицо. Загорелое, остроскулое, облитое золотисто-медовыми каплями веснушек. Веснушек, так похожими на капли горного меда.
- Ты мне оставил память о себе. Тебе тогда лет… четырнадцать было. Или поменьше немного… - тонкие пальцы скользнули в разноцветные пряди и дернули одну, вытащив ее из смешного хвостика на затылке. Золотисто-русая прядь. Точно такая же, как его собственная шевелюра.
- Ты?.. - Крис хрипло рассмеялся и закашлялся. В горле будто наждаком прошли.
- Я, - улыбнулся парень. – Вообще-то у меня имя есть. Но его мало кто помнит. Меня зовут Том. Я хотел что-то пафосное придумать. Мне очень нравится имя принца. Уильям. Так что представляюсь как Томас Уильям.
- Фамилию тоже придумал? – Крис, как можно незаметнее, прижал пальцы в перчатке к губам. На черной ткани осталась красная влага.
- Естественно, - ничуть не смущаясь, кивнул Том. – Если уж у меня имена английские, то и фамилия должна быть английской. В этом столетии я люблю англичан. Они, по крайней мере, вежливее остальных. Есть еще, правда, русские. Но они еще более ненормальные, чем даже американцы. Хотя и тем и другим хамства и наглости не занимать.
- Томас Уильям?..
- Хиддлстон. К вашим услугам, - кивнул собеседник. – Господин горных дорог.
- Спасибо тебе, - Крис прикрыл глаза, а потом снова открыл. Нет, лучше он будет смотреть до конца. Пока не угаснет разум. Смерть от переохлаждения гуманна. И безболезненна. Он даже не заметит, как его не станет.
- За что? – четкая бровь взлетела, выражая крайнюю степень недоумения.
- По крайней мере, мне не скучно умирать, - глубокий вздох. В груди царапается. Право, был ли этот вздох таким уж глубоким, как ему показалось?
- Ты не понял, да? – Том склонил голову к плечу, глядя на него из-под по-девчоночьи пушистых ресниц. – Ты не умираешь. И не умрешь еще дважды. А потом – не обессудь, но все. Я даю три шанса выкарабкаться. Потом живешь своим умом и совестью.
- Ты – самая замечательная галлюцинация из всех возможных, - покачал головой Крис. Дедовы сказки. Спасибо Чогори за такую гибель. Он всегда принадлежал горам. Душой. А теперь и телом останется здесь. Навсегда.
- Я не галлюцинация, - медленно покачал головой Том. – И вот что я тебе скажу, Крис. Ты выкарабкаешься. У тебя не будет сильного отека. И обморожений. И переломов. Тебя отыщут через восемь часов. И вернут в базовый лагерь. Но один из тех, кто будет принимать участие в спасательной экспедиции – погибнет. Потому что это и будет цена твоей жизни. Запомни это, Крис. Ты выживешь еще дважды. И всякий раз ценой твоей жизни будет другая жизнь. Помни об этом, - Томас Уильям Хиддлстон поднялся на ноги, разглаживая свободную вылинявшую футболку. Она, да еще облегающие бриджи и кроссовки, весьма странно смотрелись на фоне стремительно посыпавшегося с неба снега. – До встречи, Крис…
- … ВОТ ОН!!! Везучий сукин сын!.. осторожнее, - его трясли, его вздернули на ноги, его куда-то понесли. Туда, где не было пронзительного ветра. Туда, где не было колючего снега. Туда, где губ коснулся теплый край пластиковой чашки, и первый глоток теплого травяного чая раскаленной сталью скользнул по израненному горлу. – Будет жить… Жаль Монтгомери этого не увидит…
* * *
Он выжил. Ни травм. Ни обморожений. Ни отека. Израненное ледяной пылью горло – не в счет. Иначе как чудом это никто не называл. В спасательной операции принимали участие пятеро. Один – погиб.
Крис думал о странных галлюцинациях по дороге в Катманду. Он минута за минутой проживал то безумие, что овладело им там, на вершине. Ликование. Восторг. И апатию. И понимание, что это конец. Ему покорилась вершина, но не покорился склон, который и станет его ледяной могилой.
Снова и снова его память возвращала его к странному разговору на вершине Обители. Томас Уильям Хиддлстон, в этом столетии любящий англичан, потому что те – вежливы, а не хамят, как американцы и русские. Господин горных дорог…
Господин. Сказка, ставшая на высоте пугающим видением. Измученный кислородным голоданием мозг выдавал ему картинку за картинкой в попытке успокоить паникующее сознание и захлебывающееся кровью тело.
Или не сказка? Слишком точным было описание, которое дал ему призрак. Ни травм, ни обморожений. И одна смерть. Чужая жизнь взамен его собственной.
В Катманду он напился. Впервые в жизни напился. Вместо того, чтоб благодарить небеса, ад или Будду за чудесное свое возвращение, он лежал в номере отеля и пил виски со льдом. Его жизнь никогда прежней уже не будет.
- Эй, ты не виноват, - утром его мучило похмелье. Так что Адаму, поделившемуся водой, он был даже рад. – Все, кто поднимается на высоту, знают, на что идут. Налетел шквал. Ты хорошо держался для новичка, но там гибнут и профессионалы. Так что ты не виноват.
- А если виноват? – Крис впился взглядом в его лицо, пытаясь понять, то, что говорил Белецкий – ложь в утешение, или он действительно так думает. – Что если я должен был умереть там, Адам? Если моя смерть ждала меня на Чогори, а Монтгомери погиб за меня? Жизнь за жизнь?
- Значит, твою тоже где-нибудь возьмут взамен, - пожал плечами поляк. – Значит, ты для чего-то еще нужен. Где-то. Не на К-2. Букреев сумел вернуться с Джомолунгмы в девяносто шестом, но погиб спустя два года на Аннапурне. Он спас троих. Четверых с Моро. Моро повезло, а Букрееву – нет. Знаешь, - Адам оседлал стул и принялся задумчиво ковырять вилкой свой завтрак. – Иногда мне кажется, что у меня тоже осталась всего пара лет. Что мое везение на Броуд-Пике вот-вот закончится где-нибудь. Но вот, К-2 меня отпустила. А что будет дальше – понятия не имею.
- Рано или поздно, горы позовут всех.
- Да, - Белецкий отсалютовал ему стаканом с водой и ополовинил его парой больших глотков. – Не бери в голову, Крис. Радуйся, пока есть возможность. Это и есть настоящая жизнь. Сознавать, что ты – жив.
* * *
Триста шестьдесят пять дней спустя он восходил на Лхоцзе. Классика. С Юга. Через Южное седло. Первый сольник на "восьмитысячник". Поднялся, и вернулся живым и невредимым. За двадцать три часа.
Еще через триста шестьдесят восемь дней он добрался до вершины Сьерро-Торре. Лишился рюкзака, но сам уцелел. Анды оказались куда благосклоннее и гостеприимнее, нежели Гималаи.
Крис тянулся вперед, рвался отчаянно, будто боялся, что ему не хватит времени на все те вершины, что он еще не покорил. Эльбрус, Броуд-Пик… он ставил себе цели и достигал их. Стремительно. Не раскачиваясь подолгу. Он просто шел вперед, не оглядываясь, и не откладывая на завтра вершину, которую мог покорить уже сегодня.
Друзья – такие же одержимые, как и он сам. Он появлялся дома на пару месяцев и пропадал снова. В горах. Конечно же в горах.
Альпы стали для него практически вторым домом. Он великолепно ориентировался в них, и многие вершины мог пройти за малым не с завязанными глазами. Потому и сбегал, когда выпадала такая возможность в Гималаи, снова и снова репетируя свой подъем на Эверест, раз за разом представляя себя на вершине мира.
Эльзу ему подарила Матерхорн. Швейцарские Альпы. Курорт на границе с Италией. Никаких машин. Поезд, который доставляет туристов в эти благословенные места. И самая восхитительная женщина из всех, кого Крис встречал в своей жизни.
Ухаживания горного инструктора-гида – смешно признаться. Высокогорные луговые цветы, травяной чай в кафе у небольшого отеля и прогулка по окрестностям. Трогательные рассказы о тех, кто пытался взойти на гору. Шоколад «Тоблерон» и звонкий красивый ее смех.
А еще через год она сказала «да».
- Знаешь, я ведь почти и не надеялся. Она слишком хороша для меня. К тому же, ну кто я? Бродяга. Родители и братья не подкачали. А я – проходимец… - Крис рассмеялся, и эхо его смеха покатилось куда-то вниз, к перевалу. – Смешно звучит, правда? Проходимец. В буквальном смысле слова. Я прохожу перевалы, оседлываю седловины. И покоряю вершины. Хотя мне иногда кажется, что вершины снисходят. Это тем, кто на них восходит кажется, что они покорители. Люди не покорители. Мы просто маленькие и глупые. А земля такая огромная и такая непостижимая. Нам никогда не познать ее, как бы мы не пытались… Знаешь, я ведь боюсь. Потерять ее. Боюсь, что однажды она устанет от моих походов. Она захочет спокойствия. И уж совершенно точно ей не захочется однажды узнать, что ее муж погиб в горах.
Высоко в небе светило солнце, заливая перевал и долину за ним золотистым светом. Он снова вернулся на Обитель. Как делал это всегда, из года в год, снова и снова. Только здесь он по-настоящему чувствовал себя дома. Горы были его стихией, его местом. Но именно Обитель была тем местом, которое он с самого детства звал домом. Может благодаря деду. А может…
Крис вытянулся на пожухлой траве и прикрыл глаза.
- Я женюсь на ней. Но мне придется успокоиться. Это так трудно, ведь я все еще хочу вступить в Клуб. Я хочу покорить все "восьмитысячники". А последним я хочу взойти на Эверест. Я хочу стоять на вершине мира… Когда я умирал на К-2 я сказал ему, что меня тянет в горы. Чувство, что выше – только звезды. Не человеческие придуманные законы. Не проблемы земли. Не войны или мир. Не чума и голод, понимаешь? Выше тебя только звезды. Когда ты стоишь на вершине, когда понимаешь это, все прочее перестает для тебя существовать. Но боже, почему в таком случае, я так люблю ее, что боюсь не вернуться к ней однажды?.. Я хочу разделить с ней жизнь. Я хочу смотреть в ее глаза утром, и видеть ее сонную улыбку, когда буду засыпать. И я не хочу, чтобы однажды ей позвонили из базового лагеря где-нибудь в Андах и сказали, что ее муж никогда к ней не вернется. Она не заслуживает такого «счастья». Что если ОН был на самом деле? Что если ОН мне не померещился?..
…Они поженились спустя полгода. На берегу теплого моря. Они держались за руки и улыбались. И Крис, наконец, чувствовал себя спокойно и счастливо. Высоко в небе сверкали бессчетные мириады звезд. Они мерцали трепетно и как-то нежно. Совсем иначе, чем сияют высоко в горах. И все-таки, глубоко внутри, под сердцем, стыл крохотный осколок льда. Бился под сердцем, совсем как тот осколок, что прочно засел в груди мальчика по имени Кай.
Крис смотрел на лазурные волны, а перед мысленным его взглядом к темному шелку неба возносили застывшие буруны бесконечные ледники далеких Гималаев.
* * *
- Мы будем тебя ждать, - тепло, но не без скрытой обиды сказала Эльза. – Особенно если ты задержишься. Это уже точно будем мы. Я и кроха. И в этом случае имя дочери даю я. А папу мы забудем спросить…
- Ну уж нет, - рассмеялся он. – Дождитесь, будьте так любезны!..
Эльза будто в хрустальный шар глядела. Спустя всего двенадцать часов после разговора, за сутки до его отъезда, случилось это. Экстренный вызов и сбор всех гидов, которые только были в базовом лагере.
Четверо умников решили взойти на вершину со стороны Южной стены. Какого черта их занесло туда – не известно никому. Но факт остается фактом, каким-то непостижимым образом эта чудесная четверка потерялась на леднике. Как можно потеряться на небольшом в сущности леднике Червино – одному Богу известно. Двое выбрались. Именно они и позвали на помощь. Двое оставались где-то там, на ледяных просторах. С неработающими рациями.
Зачем умники отправились туда, ни один из двоих внятно рассказать так и не сумел. То ли покататься на сноуборде, то ли все-таки совершить восхождение. Для первого отсутствовали доски, для второго – навыки и, главное, мозги. Горы подобных глупостей не прощают.
На ледник сошлись все, кто был хотя бы относительно свободен. Зимой в обоих туристических зонах людей много, так что работы гидам хватало и без парочки идиотов, которым захотелось приключений на их офисные пятые точки.
- Обоим по премии Дарвина! – раздраженно бросил Дэкер, закрепляя на ногах "кошки". – Это, конечно, не выгул японца на Эвересте, но что-то очень похожее.
Крис дернул уголком рта, обозначая ухмылку. Да, этот случай стал воистину образцом человеческий глупости. В девяносто шестом член японской группы выбрался из палатки по нужде. И на леднике не надел на ноги "кошки", что и стало самой последней в его жизни ошибкой.
- Премия или нет, нам их искать. Без вариантов, - пожал плечами Хэмсворт. Искать и, главное, найти живыми. И тогда есть шанс, что таковыми они и останутся. Урожай жизней, собранных горой в этом сезоне, не так уж и мал.
Пятнадцать часов до вершины от герцогского домика. Если бы только эти идиоты сказали какова конечная точка их путешествия! Если ледник – это одно. Но если вершина… то, начиная с отметки в три тысячи восемьсот метров, подъем с третьего уровня сложности резко взлетает до пятерки. Южная стена печально известна камнепадами и скверным характером. И с этим скверным характером им придется иметь дело. Снова.
Южная стена пика Маттерхорн, что в Альпах, имеет четыре основных маршрута. Почти классических. Гора исхожена и известна, и первопроходцев на ней в общем-то быть не может, но, как любит шутить поляк Белецкий – славянам только дай повод, они тебе всюду отыщут место, где можно пройти впервые. Или впервые пройти в состоянии измененного сознания. И, учитывая тот факт, что двое нашедшихся были поляками, а двое потерявшихся – белорусами, этой сентенции можно было верить на все сто.
- Пять Б, Крис, - Дэкер Керкориен ступил на язык ледника, выступающий вперед. Они редко ходили в связке, хоть и работали вместе уже полтора года. Американец был «перелетной птицей» и не задерживался слишком долго на одном месте. Для Швейцарии, правда, зачем-то сделал исключение. – Ты ходил по пятой? Это не прогулка.
- Не бери на слабо, - покачал головой Хэмсворт.
Не предвкушение, но что-то очень похожее. Это чувство овладевало им всякий раз, стоило только сделать первый шаг по намеченному маршруту. Восхождения всегда были для него удовольствием. Сейчас же от того, насколько быстро они с Дэкером сумеют пройти ледник и выйти на маршрут, зависит как минимум две жизни.
«Четыре - мелькнуло глубоко внутри. – Четыре, Крис. А может и пять. Не забывай об этом!»
Здесь было холодно. Много холоднее чем на базе. И дул пронзительный ледяной ветер. Крис еще раз проверил, взял ли с собой кислородный баллон и маску. На всякий случай. А случаи – они бывают самыми разными. Может статься и так, что один из умников сейчас уже плюется собственными легкими или радостно отекает из-за горной болезни. Из этого проистекает второе – аптечку он тоже взял.
Дышать еще легко, но нет-нет, а прерывается дыхание. Нет-нет, а обжигает лихорадочный глоток горло. Солнце, преломляясь в искристом чистом снеге, слепило глаза, и только следы позади казались иссиня-чернильными пятнами на белом покрывале. Пугающе красиво. И отчаянно как-то.
С базы передавали, что горе-туристы пока что не найдены. Давали данные о секторах, где они теоретически могут быть. Дорога слилась в бесконечную череду монотонных движений. Шаг. Шаг. Шаг… Черные точки перед глазами. Не хватало еще ожог сетчатки получить. Шаг… шаг… подъем уже совсем близко. Герцогский домик – исходная точка маршрутов Южной, Юго-восточной и Юго-западной части – позади.
- База, это Керкориен, - Дэкер отозвался, когда они вплотную подошли к маршруту подъема. – На леднике их нет. Мы начинаем восхождение. Южная стена по центру.
- Керкориен, это База. Принято. Удачи.
Странная штука: удача. Ее желают всегда и всем. Позитивной или негативной. Но всегда. Вот только, сколько ни желай, все равно больше ее не станет. Она точно отмерена небесами. Кому-то отсыпают от щедрот с самого рождения. Кому-то по капле выдают всю жизнь. Кто-то получает все и сразу на закате бытия. А для некоторых удача – призрачная синяя птица, о которой они могут только мечтать.
- Тебе когда-нибудь везло, Крис? – спросил его спутник спустя час. С этой высоты ледник был виден как на ладони.
- Я выжил на К-2 в бурю, когда погиб Монтгомери шесть лет назад, - Крис утвердился на относительно ровном уступе и глотнул воды. – Так что да, везло.
- А я в девяносто шестом должен был с Фишером идти, и простудился, - как-то невесело улыбнулся Керкориен в бороду. Иней осел на черных волосках дьявольской эспаньолки. – Представляешь? Фишер погиб. Да тогда вообще восемь человек погибли на Эвересте… Потом должен был с Букреевым на Аннапурну, но сломал ногу в базовом лагере, и в пару с ним пошел другой…
- Лучше сломать ногу, чем шею, - пожал плечами Крис.
- В две тысячи шестом я подхватил горную болезнь и не пошел на Макалу с Лафаем. А Лафай не вернулся с вершины. Русские говорят, Бог любит троицу. Бог Отец, Сын и Святой дух. Как думаешь, мое везение закончилось?
Крис нахмурился. Было что-то в поведении американца странное. То, как он пытался шутить в последнее время. То, с какой осторожностью ходил в горы. То, как не хотел лишний раз испытывать судьбу.
- Не думай об этом, - покачал головой Крис, пряча термос с водой, и улыбнулся. – Если уж так думать, то я тоже открыл свой счет.
Кольнуло под сердцем. Больно кольнуло. Что если Дэкер тоже заключил договор с Господином? Что если?.. Если он и впрямь открыл счет?
Открыл счет… Семь часов. Оборванные перильные веревки.
- База, - Крис рукой коснулся плеча американца, привлекая его внимание. – Южная стена-центр… оборваны перильные веревки. Ниже вижу рюкзак. Похоже, наши клиенты…
- Понял тебя, Крис. Докладывайте по обстановке. Подмога нужна?
- Нет. Пока нет, - Хэмсворт бросил взгляд на напарника. Керкориен стащил с плеча веревку и крепил конец к поясу. Все верно. Они сходят с тропы, а значит связка будет очень нелишней. И пусть их обоих назовут параноиками, связка не раз и не два спасала жизни.
- С богом, Крис. Боже, помоги нам!..
* * *
Девчонка была жива. Огромные перепуганные глаза, дрожащие губы, бледный вид и полное отсутствие рюкзака. Парень… тоже жив. Надолго ли – вот вопрос. Он дышал поверхностно и часто. И еще надсадно кашлял. Нехорошо кашлял. И этот трудный жуткий звук Крис ни с чем в мире не перепутает.
- Как долго он в таком состоянии?!
В свете налобного фонаря парень казался призраком. Призраком, которому оставалось жить считанные часы. И темнота наступившей ночи ничуть не скрывала этого. Скорее напротив, подчеркивала безжалостными резкими мазками. Тени под глаза, бледность на скулы…
- Как долго он в таком состоянии? – по слогам повторил Дэкер, опустившийся на колени перед парнем. С английским у девушки явно было не очень. Как, интересно, они с поляками-то объяснялись?
- Утром. Мы шли на лед, - медленно ответила она. – Через час он… болеть.
- Прелесть, - с чувством выругался Крис. Парню стало погано уже через час после начала восхождения. А ведь перепада высоты как такового и не было! Это на трех тысячах можно почувствовать. Но не в самом же начале! – А вернуться вы не пробовали?
До Вершинной башни им с Керкориеном – не более четырех часов в хорошем темпе. Значит эти двое ползли со скоростью улиток. Новички. Но как далеко забрались! Девушка бросила непонимающий взгляд на Дэкера.
- Вернуться назад. База.
- Тяжелый, - покачала головой девушка. – Не могу.
- Не может она, - фыркнул американец, доставая рацию. – Крис, укол дексаметазона ему. Я не могу понять, насколько ему паршиво и насколько серьезен отек. Но черт, на трех с половиной тысячах схлопотать отек – это постараться нужно!..
Небольшой карниз будто только и ждал, чтоб на него встали. Пусть прочно, пусть в сцепке с другим, но встали. Здесь и сейчас. Теперь, а не когда бы то ни было.
- База!..
* * *
- Привет… - и снова солнце. Совсем как тогда, в самый первый раз. И пожухлая прошлогодняя трава снова стелется под порывами ветра. Так же, как разноцветные пряди волос в шевелюре Господина горных дорог.
Томас Уильям Хиддлстон своей привычке не изменил, и снова сидел на самом краю уступа Обители. В зубах – соломинка, глаза прищурены. Точно нет где-то там, далеко, двоих туристов на высоте три с половиной тысячи. Словно не ожидает одного из них мучительная смерть от отека. Мозга или легких – не так важно.
- Ты все-таки решил заглянуть в гости?
- Мы сорвались? – Крис подался вперед, вглядываясь в знакомые черты. В прошлый раз показалось, что парень старше. Сейчас он выглядит мальчишкой. Лет пятнадцати, не больше. Человек без возраста. Или не человек?
- Угадал, - кивнул Том. – Еще вопросы?
- Ты… ты ведь галлюцинация?
- Ты меня только что почти смертельно обидел, ты в курсе? – тонкие губы изогнулись в ироничной усмешке.
- Ты не галлюцинация.
- Мы с тобой в загадки играем? Я думал, что ты сейчас снова раскиснешь, начнешь философствовать, а ты так приземлено в вопросы и ответы играешь. Давай лучше в правду или действие?
- Я жить хочу. Я должен вернуться, - Крис закусил губу, обеими руками цепляясь за плети сухой травы.
- Ты помнишь цену, Крис? Совесть не мучит за Монтгомери? Хороший мужик был… - Том ужиком свернулся на камне и улыбнулся. Так солнечно и светло, точно только что не сказал гадость. – Или ты убедил себя в том, что это был сон. Такая яркая красивая галлюцинация, которые на высоте при отсутствии кислорода случаются? – он рассмеялся, красиво, звонко, заливисто. Ни дать, ни взять – мальчишка. Вот только, сколько на самом деле лет этому мальчишке? – И не надейся, Крис. Я настоящий. И сейчас я хочу тебя спросить: ты хочешь вернуться? Ты знаешь цену. Твоя жизнь, взамен чужой.
- Это обязательно?! – взорвался Хэмсворт. – Говорить мне о том, что из-за меня кто-то погибнет?! Тебе доставляет удовольствие это, да? Зачем ты это делаешь? Скучно?!.. За сотни лет забавляться не надоело?
Сумрачные глаза Господина подернулись ледком.
- Вот как ты заговорил? – он выпрямился и сел, подобрав под себя ноги. – Хорошо… Твоя жена ждет ребенка. Девочку. Она, как и ты, дитя гор. Я чувствую это. Так же, как чувствую тебя. Как чувствовал твоего отца, твоего деда. Так же, как чувствую этих двоих, за кем вы пошли. Она родится через несколько часов, твоя дочь. Если ты сейчас скажешь «нет», ты никогда не увидишь ее. А она будет знать тебя лишь по рассказам матери и фотографиям из газет. Она тоже пойдет в горы. Как и ты. Я не скажу тебе, какая гора станет ее последней. Но непременно станет, потому что тебя рядом не будет. Этот мальчик на карнизе тоже погибнет. Как и девушка. К слову, она могла бы стать одной из Клуба. "Восьмитысячники", это так круто, Крис… И да, Дэкер тоже погибнет.
- Дэкер уверен, что сегодня его день, - выдавил Крис.
- Нет, - Том поморщился и покачал головой, отчего светло-русая прядь у его виска колыхнулась. Прядь его, Криса, волос. – Мы с ним никогда не встречались. Он всего только путник. Он любит горы, но не болеет ими, как ты.
- Если я отвечу «да»?.. – после непродолжительного молчания спросил Крис.
- Ты вернешься. Все спасутся, и будут жить долго и счастливо. Но… где-то на леднике один из спасателей погибнет, - пожал плечами Господин, отчего легкая ветровка на его плечах встопорщилась, будто под нею Том прятал крылья.
- А он, этот спасатель, этот гид… он мог бы стать членом Клуба? Мог бы? Он хороший человек или плохой? У него есть семья? Дети? Родители?
- Как много вопросов, Крис. Уверен, что ты хочешь знать на них ответы? – такой привычный жест. Том склонил голову к плечу, глядя на него из-под пушистых ресниц. – Думаю, что нет. Ты хороший парень, Крис Хэмсворт. И перед тобой открывается прекрасное будущее, если ты сделаешь правильный выбор.
- Выбор? Нет никакого выбора, - горько бросил он, отворачиваясь. Зябко, будто под куртку по спине медленно ползет лед.
- Ошибаешься, - покачал головой Том. – Ты мог сойти с дистанции после того, как первый и единственный раз проиграл мальчишке на тренировочной трассе. Мог. Но не стал. Ты сделал верный выбор, Крис. И сейчас можешь спасти три жизни. Парня-хирурга, девчонку, будущую звезду гор и смешного американца, который вбил себе в голову, что непременно умрет сегодня. Может быть, это и есть причина, по которой ты уцелел на Чогори?..
Крис зажмурился, чувствуя, как запекает под веками. Он не плакал. Дед слез не любил. Значит, и сейчас он не станет плакать.
- Третьего раза не будет, Том, - выдохнул он, наконец.
- Поживем – увидим, Крис, - тепло улыбнулся Господин. – Поживем – увидим…
...Три треснувших ребра, ушиб и ободранная о корку льда щека. Он удержался на ледорубе чудом. А связка спасла жизнь Дэкеру. Не меньшим чудом стало и то, что после «холодной» ночевки и укола дексаметазона парень все-таки выжил. И сумел спуститься, пусть и не без помощи американца.
Их встречали уже у начала маршрута. Вертолет, бригада медиков в госпитале, журналисты… Крис Хэмсворт спас троих. Герой Маттерхорна. Парень, который выжил. Снова.
- Как-то это на Гарри Поттера смахивает, - рассмеялся он, читая очередной заголовок. Рассмеялся и тут же застонал от боли, когда кулачок жены пребольно врезался в его плечо. Ребра немедленно дали о себе знать вспышкой боли. Но… это была живая боль. И он сам был жив.
- Герой!.. – Эльза была зла. И, хоть она этого и не показывала, безумно счастлива. – Ты погибнуть мог! Чем ты только думал!
- Не поверишь, - Крис разжал тонкие пальчики и поцеловал узкую ладонь самой прекрасной женщины на свете.
- Ты прав, - она вздохнула и уже куда милостивее поглядела на мужа. – В следующий раз, когда я соберусь рожать, я тебя целый год дома держать буду.
- Договорились, - покладисто согласился Крис.
- И на родах ты будешь присутствовать.
- Обязательно, - снова кивнул он.
- И не грохнешься в обморок, когда тебе на руки дадут ребенка, - с трудом сдерживая смех, добавила она.
- Клянусь! – торжественно заявил он. – Индия Роуз… Прекрасное имя для звезды гор, ты не находишь?
- Поживем – увидим, - шепнула Эльза, целуя его в губы. – Поживем – увидим.
К-2, она же ЧогОги – пик-восьмитысячник. Высота – 8611 метров. Входит в горный массив Каракорум, Гималаи. Вторая по высоте вершина в мире. Всего вершин-восьмитысячников в мире насчитывается 14.
Эверест, она же Джомолунгма – пик-восьмитысячник. Высота – 8848 метров. Входит в горный массив Каракорум, Гималаи. Первая по высоте вершина в мире.
Маттерхорн – гора, расположенная на границе Швейцарии и Италии, массив – Пенинские Альпы. Высота – 4478 метров.
Отуотер, Монтгомери Мейгс – основатель американской лавинной службы. Основатель самой области прогнозирования лавинной активности. Писатель, автор книги «Охотники за лавинами».
Броуд-Пик – пик-восьмитысячник. Высота – 8050 метров. Входит в горный массив Каракорум, Гималаи.
Адам Белецкий – польский альпинист, в настоящий момент проходящий программу покорения вершин-восьмитысячников.
Анатолий Букреев – легендарный казахский горный гид российского происхождения. Погиб в 1998 году при попытке покорения Аннапурны, которая должна была стать его 12 восьмитысячником. 21 раз восходил на восьмитысячники. Во время одного из восхождений в 1996 году на Эверест в команде Скотта Фишера спас троих клиентов. Скотт Фишер, руководитель восхождения, погиб. Всего в этом восхождении погибло 5 человек. В этот же день погибли еще 3 членов независимой индийской экспедиции. Этот случай более известен как «Трагедия на Эвересте».
Аннапурна – пик-восьмитысячник. Высота – 8091 метр. Входит в горный массив Гималаев.
Лхоцзе – пик-восьмитысячник. Высота – 8516 метров. Входит в горный массив Махалангур-Гимал, Гималаи.
Сьерро-Торре – вершина в Патагонии, Анды. Высота – 3102 метра. Гора практически отвесная, считается одним из самых технически сложных для восхождения пиков в мире.
5-Б – категория сложности прохождения маршрута. Категория приведена в соответствии с классификатором
